Мир должен это увидеть! Трактат об учёбе в центре социальной антропологии, написанный при участии Валентины Чубаровой, Максима Беляева и Ольги Мартазовой:
Существует несколько теорий происхождения центра социальной антропологии…
Ходят слухи что ещё до нынешнего летоисчисления, во времена сновидений на этой земле существовала бесписьменная цивилизация, но знания об этом сугубо эзотерические и доступны лишь немногим пережившим эти тёмные времена.... А потом пришли культурные герои, дожившие до наших дней, взрастившие мировое древо на просторах 516 аудитории и привившие новый мировой порядок. Таким этот мир застал и я...
Поначалу слушая старейшин центра я чувствовал себя полным акефалом и уже стал сомневаться в собственных когнитивных способностях, но мне объяснили, что это всего лишь лиминальный период... длящийся до сдачи госэкзаменов.
Надо признаться, что я не сразу въехал в дискурс и порой вёл себя как последний примордиалист. Некоторые предметы казались мне откровенно бифуркативно-сливающими поэтому вместо них я напивался до состояния четырёхногой полуназемной локомоции в священной миусской роще. На экзаменах я занимался редистрибуцией конспектов, реципрокным обменом шпаргалками с группой, а при ответе часто прибегал к невербальной коммуникации. Но всё равно многих из нас зимние и летние обряды перехода выкосили как кроманьонцы неандертальцев…
Однако вопреки закону бинарных оппозиций девиантное поведение было характерно не только для студентов. Антиструктура в деканате властвовала не только во время ритуалов, но и в течение всего календарного цикла. Духи-хозяева кафедры любили «водить» студентов, внося путаницу в расписание. Но наши отношения с ними были амбивалентны, они над нами подшучивали, а мы их избегали. Иногда преподаватели вели себя как типичные представители параноидального типа культуры, но первый же Новый год на кафедре показал, что дионисийского в них всё-таки больше.
Самой кровавой инициацией была полевая практика… Я испытал сильнейший культурный шок, когда узнал, что на этой периферии ойкумены отсутствует элементарная инфраструктура и гуманизация пространства. Аборигены не понимали таких простых слов как симулякр, бриколаж, циркумполярность и вириавункулокальность, что очень затрудняло работу. Многочисленные табу, наложенные на употребление средств, расширяющих сознание, также не способствовали установлению неформальных связей с местным населением.
На ежевечерних бредингах наше коллективное бессознательное продолжало оставаться таковым, несмотря на многочисленные призывы к конструктивизму. А руководитель порой вёл себя как редкостный трикстер… Но несмотря на все трудности мы с честью выдержали это испытание и нам оставалось пройти последний ритуал на пути обретения статуса полноправного антрополога.
В ходе подготовки к госэкзамену я неожиданно узнал много нового. Оказалось, промискуитета как стадии не было, Меланезия и Микронезия – не одно и то же, в Бельгии живут не бельгийцы, Леви-Стросс – это не марка джинсов и не брат Леви-Брюля, Редклиф-Браун и Эванс-Притчард - всего 2 человека, а не 4, а Херсковитц – это не ругательство.
Воодушевлённый новыми знаниями я приступил к написанию диплома.
Именно в этот момент я в полной мере оценил магические свойства наукообразной лексики.
Случайно найденные книжки оказались основными работами по теме, никому не известные авторы внезапно стали классиками, нежелание осваивать методику объяснялось новаторским подходом, а мало кем замеченные реалии становились актуальными проблемами планетарного масштаба. Не говоря уже о том, что корреляция содержания диплома с его названием вовсе не должна быть достоверной.
И вот в один прекрасный день я осознал себя дипломированным специалистом. Антропологическая картина мира прочно укоренилась в моём сознании, подсознании и проникла даже глубоко в бессознательное, навсегда преобразив окружающую действительность. Теперь по улицам ходят толпы потенциальных информантов, выезд в поле это не выезд на картошку, встретив красивую девушку я думаю не о её размере груди, а о том, какая у неё ортогнатная челюсть, а мои комплименты изобилуют такими эпитетами как «долихоморфный, пикнический, брахикефальный», я подолгу раздумываю, каким термином обозвать тёщу. В надписях на заборах я вижу антропологический источник, а встречая толпу странно одетых отморозков я думаю «субкультура». Порой такая профессиональная деформация сознания изрядно усложняет жизнь, но в то же время делает её гораздо интереснее.